«Вагнер» - кровавый ринг - Лев Владимирович Трапезников
Но поезд шел, и вот уже Волгоград. Остановка в Волгограде. Дверь моего купе открывается, и на пороге я вижу молодого мужчину в обычной демисезонной синей куртке, которую я и не запомнил толком, так как она была совсем обычная. В руках мужчины темно-зеленая гражданская сумка, какие обычно берут с собой в дорогу, и пластиковый пакет. Легкая небритость, как говорят, трехдневная щетина, придающая все же лицу особый шарм, и само его лицо выдавало в нем человека очень корректного. Лицо его было, скажу так: как из классики, смесь адекватности, интеллигентности и воли.
— Здравствуйте, — кивает мне головой мужчина и проходит в купе, направляясь от двери влево сразу к своей полке. Садится, затем снимает куртку, начинает ее приспосабливать на плечики и возиться со своей сумкой защитного темно-зеленого цвета. Я вижу, как он вынимает из сумки некоторые вещи, но дело не в его вещах, а в том, что мое внимание привлекла его полевая фуражка, которую он вытащил из сумки и переложил в обычный пластиковый пакет. Так вот, обычная полевая фуражка, но на фуражке-то изображен знак группы «Вагнер» — череп, тот самый череп с длинными зубами, который знает вся страна. По-моему, этот череп просто был выведен по копирке обычной шариковой ручкой, синей пастой. Мужчина встраивает свою сумку на верхнюю полочку для вещей, что у потолка находится.
— «Вагнер»? — спрашиваю я мужчину.
На что он поворачивается ко мне и мотает головой.
— Нет.
— Просто у вас знак «Вагнера» на фуражке, — поясняю я свой вопрос.
Мужчина понимает, что говорит тоже с военным, тем более на плечиках, на стене висит моя полевая форма.
— ГРУ, — отвечает мужчина. — Алексей.
— Лев, — знакомлюсь я с ним.
Разговорились. Оказалось, что мужчина возвращается из отпуска по ранению к себе в часть, и ему выходить пораньше, чем мне. О чем говорили? А обо всем…
— Я с самого начала войны на Украине. Третья бригада ГРУ. Мы и входили тогда в начале спецоперации на Украину. Помню, как под Черниговом стояли. Пол-Чернигова горело, ночь. Наша третья бригада стояла тогда там, готовились к штурму. Но нас потом развернули, отвели на Донбасс обратно.
— Взяли бы Чернигов, если бы приказ был войти? — спрашиваю.
Мужчина несколько задумывается, наклоняет вправо голову, как бы раздумывая и выбирая серьезный ответ, и говорит:
— Да, думаю, что взяли бы, если бы вошли.
— Я тоже думаю, что вы взяли бы Чернигов, — соглашаюсь я.
— А вот почему у меня вагнеровский герб на фуражке, так потому, что у нас у всех это уже нормальным считается. Это как марка самого хорошего, этот герб. «Вагнер» как структура очень оправдал себя. Контора ваша выполняет задачи, и создание ее было необходимым, оправданным. У меня хороший знакомый в «Вагнере», его позывной «Техник». Не знаешь такого?
— Техник… Я где-то слышал такой позывной. Может быть, на базе, наверное, все же на базе. Но я с ним не знаком.
— Да, Техник. Он очень грамотный человек и как специалист тоже грамотный. Мы с ним общались. Если встретишь, то передавай от Гамбита привет ему.
— Увижу, передам, — обещаю я. — Ты давно в ГРУ?
— Второй контракт у меня. Честно сказать, немного устал.
— А меня тянет туда.
— Тянет? Меня не тянет, просто работаю.
— Как у вас там? Вы ведь не штурмуете, наверное? Или штурмуете? Разведка…
— Сейчас за окопы ходим. Языков берем. Кто-то вверху там из генералов придумал, что украинских военных вербовать надо. Вот их доставляем к нашим, их вербуют, и мы их отпускаем. Но я не понимаю смысла всего этого, ведь после того, пусть даже он подписал на сотрудничество с нами бумагу, он же все равно стреляет в нас. А найти его потом невозможно.
— Конечно же невозможно, — киваю я головой. — Постоянные передислокации подразделений идут на войне, люди с позиции на позицию переходят, и отследить, кто и где, даже своим трудно. Хотя с отслеживанием передвижений бойцов вот наши, к примеру, справляются, проверено.
— Да, верно. Завербовали, отпустили, и он снова по нам из автомата стреляет. Их уничтожать надо, если все правильно делать.
— Трудно с «языками»? — спрашиваю.
— По-всякому бывает. Бывает и очень банально. Спит вот хохол в окопе, подходишь тихо, выдергиваешь автомат у него и уже потом пакуешь его. Редко кто ругается из них, понимают, что с жизнью расстаться могут. Хотя бывают и сволочи законченные, такие непримиримые, — чуть улыбается Гамбит, объясняя мне ситуацию с «языками».
— Понятно, — говорю я.
— К нам вот из ФСБ людей тогда послали. Альфовцы, двое. Их тоже в командировки посылают на СВО. Двое альфовцев с нами несколько раз в разведку ходили. Но потом я их видел только в блиндаже, как они допрашивают пленных. В основном все наши, гэрэушники, туда за окопы за языками ходят. Сейчас я по ранению сам-то дома был. Вот возвращаюсь на базу.
— Так ты в Краснодаре выходишь?
— Нет, немного пораньше выхожу.
— Я тоже по ранению домой попал. В Курдюмовке ранили, в декабре 2022-го.
— Ясно, — кивает мне головой Алексей. — Тут с ранением моим такая несуразица вышла. Ранение у меня тяжелое, но мне поставил врач — легкое. Я возмущался, наорал на него прямо в кабинете у него. А он мне говорит: «Ты сейчас пойдешь в окопы за такие слова, договоришься у меня здесь, мне только один звонок сделать, и ты в окопах окажешься, в самом…» Ну, я ему и сказал, что «пусть меня хоть в окопы, а хоть за окопы посылает», мне все равно. Как меня можно напугать окопами, если я за окопы на диверсии и за языками хожу? — удивляется и возмущается Алексей словам врача. И мне такая
